Макс Мах - Хищник [СИ]
– Зачем? – спросил Че, когда они встретились.
Это был самый важный для него вопрос, и он задал его на верхней границе третьего уровня восприятия, так что, спросив об одном, на самом деле спросил о многом.
Недоумение. Надежда. Просьба о Прощении и Мольба о Несбыточном… Что-то еще. Много чего еще…
– Любовь сильнее смерти. Ты сказал, – ответила женщина, легко переходя с третьего на четвертый уровень, как певчая птица с трели на трель. – И сильнее страха.
Я не хотела оставаться одна…
– Я понимаю, – произнес он, оставляя главное интонации.
Я виноват. Я не увидел твоих глаз.
– Пустое! – улыбнулась О. – Но ты так и не сказал мне, понравился ли тебе вкус моих губ?
– Я пил ее дыхание, снимая слова с края губ… – процитировал Че и улыбнулся.
Лучше адмирала Цунса, жившего триста лет назад и прозванного Шаарьяаном – что означало по-исински "Ловец Снов", – о любви умел говорить только Шцаарц. Но адмирал писал не только изысканно красиво и глубоко по смыслу, он умел передать словами то, что так трудно поддается формализации: Желание и Влечение, Страсть и Обладание…
– Прикосновение убивает мечту, но раздувает пламя желания,- ответила цитатой на цитату Младшая О. Голос ее понизился, упав почти на октаву, а глаза вспыхнули голубым огнем.
– Не из этого ли родника рождается весна? – Че протянул руку и коснулся мизинцем виска женщины.
И зверь, очнувшийся от зачарованного сна, едва не разорвал господину Че грудь.
– Прикосновение убивает мечту, но раздувает пламя страсти, – повторила Ши, заменив лишь последнее слово в строфе, и, чуть привстав на носки – она была боса, – поцеловала господина Че в губы.
И он снова испытал чудо узнавания, но не только он. Казалось, на двух парах губ взорвалась вселенная.
– Что? – хрипло спросила О, едва дотянув до второго уровня выражения.
– Потом! – Сила охватившей его страсти была Че в диковину. Только полулегальные на Тхолане препараты "Золотой Линии" позволяли взлететь так высоко, но он забыл уже о том времени, когда принимал наркотики.
– Потом… – словно эхо, откликнулась женщина, переживавшая, по всей видимости, потрясение не меньшей силы.
И они опустились на траву, а последним, что запомнил господин Че об окружающем мире – прежде чем раствориться без остатка в огне неутолимого желания – был серебряный непрозрачный полог, возникший почти сразу же, как их с О переплетенные тела коснулись травы. "Купол Ночи" скрыл их от любопытствующих взглядов. "Клиент всегда прав, – гласил девиз тхоланских рестораторов. – И может рассчитывать на максимальное удовлетворение своих прихотей и полную приватность".
Глава 6. Там и тут
Третий день первой декады месяца деревьев 2908, Тхолан, империя Ахан, планета Тхолан
1. Жемчужный господин Че
Восход Аче они встретили на крыше древней цитадели на Темном холме. Здесь, на Среднем плато, лето уже закончилось, и наступила осень в разноцветье трав и одуряющих ароматах спелых плодов. Вокруг Безымянного замка раскинулись сады и леса, прорезанные кое-где реками и ручьями, бегущими с гор. В долине перемигивались уютными огоньками несколько поселков и деревень. Выше, на горных склонах, среди скал и могучих деревьев, – дубов, кедров и тхоланских сосен, – тенями великого прошлого вставали крепости князей Цьёлш и их родичей. А ближайший крупный город, Нес, полыхал своей "солнечной короной" как раз за окоемом, так что Че и Младшая О видели лишь волшебное жемчужное сияние, переливавшееся – как вино, переполнившее кружку – через линию горизонта на западе, совпадавшую, к слову, с поверхностью Лилового озера. В свете двух лун – взошедшей полчаса назад Че и восходящей Аче – пейзаж, раскрывавшийся перед глазами любовников с высоты сложенной из циклопических каменных блоков цитадели, казался придуманным кем-то из богов специально для них двоих.
– Спит златокудрая Эйя и видит сон… – прошептала завороженная видением Ши.
– Танцевала для Него танец Нья, – почти так же тихо, как и Младшая О, произнес господин Че, переводя взгляд с погруженной в лунное серебро долины на обнаженную женщину, глядящую на него, приподнявшись на локте. – Пила вино из маков, устала и, притомившись, прилегла на холме над рекой. Заснула, и видит божественные сны. Спи же, Анайша! Твои сны воплощаются в удачу для смертных. Спи, Койна! Я не хочу уходить из твоих пряных снов!
– Есть ли стихи, которых ты не знаешь? – спросила О, оживляя улыбкой свои изумительных очертаний губы. – Кто ты, Че? И почему ты Че?
Что ж, это был хороший вопрос. Как раз такой, какой могли обсудить на крыше цитадели Безымянного замка жемчужный господин Че и его возлюбленная, принадлежащая к высшей аристократии Аханской империи.
– Хочешь вина? – вместо ответа спросил Че.
Его имя не было тайной. Оно было секретом, но не тайной. И если правду знали немногие, то только потому что император не желал, чтобы об этом болтали на всех углах. Тем не менее, и запрета на историю рода Че наложено не было. Умолчание являлось всего лишь формой сосуществования, но не условием. Таким образом, господин Че мог рассказать эту занимательную историю своей возлюбленной. Более того. Он желал – по некоторым весьма серьезным причинам – раскрыть перед великолепной Ши'йя Там'ра О этот секрет, принадлежащий на равных паях ему и императору, и собирался это сделать именно сейчас. Однако рассказ предстоял долгий, и господин Че считал своим долгом подготовиться к нему наилучшим образом.
Небольшая восьмигранная площадка – срез пирамидальной крыши цитадели – когда-то предназначалась для артиллерии, державшей под обстрелом дефиле, ведущее в долину. Сейчас на плитах тщательно отшлифованного темно-зеленого гранита стояла широкая постель, застланная светло-салатного цвета бельем. Изголовье кровати, ее изножье и сами плиты пола слабо светились, разгоняя ночной мрак, но, не мешая любоваться великолепным видом на окрестности. При этом угол зрения зависел не только от того, как и где лежал или сидел наблюдатель, но и от того, как была развернута кровать. А повернуть ее можно было в любую сторону.
– Хочешь вина? – спросил Че.
– Нет, – покачала головой О, – сегодня я пью только водку.
Она протянула белую изящную руку, в которой трудно, практически невозможно было угадать смертоносную длань превосходной танцовщицы, и взяла с полки-столика, устроенной в изголовье, нефритовую чашечку.
– Налей мне, Че.
– Слушаюсь и повинуюсь, мерайя, – улыбнулся господин Че и, подхватив терракотовый кувшин, плеснул, не расплескав, впрочем, ни капли, прозрачной, обдавшей их дыханием виноградников жидкости, в две одинаковые чашечки, Ши и себе. Потом взял свою двумя пальцами и поднес к лицу. Это была виноградная водка с восточного побережья, "Кровь солнца", крепкая, чуточку сладкая, и невероятно ароматная. Дышать ею было не менее приятно, чем пить.
– Итак, господин рассказчик… – улыбнулась О, пригубив водку. – С чего вы начнете свой рассказ? С принесения страшных клятв? Или потребуете, быть может, платы, несовместимой с моими честью и достоинством?
Ее глаза сияли, она была счастлива и красива, и, как выяснилась, умела понимать не высказанное вслух не хуже лучших из мужчин, смарагдового господина Ё, например, или жемчужного господина Э.
– Да, красавица! – Серьезно, насколько мог, кивнул Че. – Тебе предстоит услышать длинную повесть о делах давних и таинственных, но плату я, так и быть, с тебя не возьму. Вернее, не возьму сейчас. Она слишком велика, моя госпожа, и тебе придется теперь расплачиваться всю жизнь, Мерайя, потому что я тебя никуда от себя не отпущу. Никогда.
– Господин Че, – нахмурилась Вторая Младшая О, – вы делаете мне формальное предложение вступить с вами в брачный союз?
– Да, – в тон ей ответил Че. – Это так, моя сапфировая госпожа. И через два восхода Аче я предполагаю навестить Первого О в вашей семейной резиденции на Сладких Водах и обсудить с ним условия брачного договора.
– Дед может захотеть за меня много денег, – как бы в задумчивости, произнесла О, но из ее интонации было неясно, гордится ли она своей "ценой" или сожалеет о "жадности" главы клана. – Я довольно дорогое украшение, мой жемчужный господин, если вы об этом не знали.
– Мне принадлежит одно из самых больших состояний империи, – сказал тогда Че и снова понюхал водку в своей чашечке, давая О возможность вполне оценить смысл его слов. – Но думаю, что Первый О не запросит больше "одного гроша".
– Почему? – Ши не могла не знать об обычае "условной платы". "Один грош", говорили в этом случае, хотя на самом деле такой монеты в империи давно уже не существовало. Самой маленькой была, кажется, "восьмушка", но так ли это Вторая Младшая О в точности не знала, она редко и с неохотой пользовалась "железными деньгами", как, впрочем, и большинство других известных ей лично людей. Да, и пользуясь, – расплачиваясь "ракушками и камешками", – вряд ли ей хоть раз приходилось иметь дело с суммами меньше большого золотого империала.
